Мгновение, полное пустоты. Всего секунда, но кажется, что вечность. Взмах ресниц, короткий выдох и рваный вздох, резкий, прерывистый, как судорожный всхлип, разрезавший тишину ее квартиры – картинка восприятия не меняется, будто бы застыла как в «стоп-кадре». Невидимая пауза для всего, кроме ее чувств. Статично, все так же как и было вчера, позавчера, да и, впрочем, несколько дней назад тоже. Бескрайнее одиночество, наполненное самоуничижением и чувством вины. Раскаяние, боль и цикличная последовательность одних и тех же бессменных вопросов, которыми она мучила себя с того самого момента, когда раздался звонок из родного и такого отвратительно ненавистного Стоктона: «а что если бы?», «а могла ли я?», «почему?», «за что?»… Перед глазами всплывает лицо брата, когда она видела его в последний раз. Улыбался, на прощание бросив, что она зря волнуется, дескать, он – взрослый и сам справится, а она, Джерр, слишком заигралась в старшую сестру и не видит, что он давно уже вырос. Но Форд и была ею! С того самого момента, когда всем стало наплевать на них с Патриком. С той поры, когда кроме друг друга у них никого не осталось! Она старалась быть для него всем: не только сестрой, не просто старшей Джерри, а другом, советчиком, даже матерью, наплевав на разницу в возрасте всего в два года. Она думала, что у них все получится. Рик - самое дорогое, что у нее есть… было, но больше нет и не будет. Навсегда, навечно и этого не изменить. Вздрагивает как от невидимого удара, размазывая свободной рукой изматывающие дорожки слез по щекам. Она уже устала плакать, думать, вспоминать… Хотелось просто забыться, пусть в дурмане, пусть всего лишь пока не развеются пары алкоголя. Всего несколько часов свободы, до тех пор, пока реальность вновь не упадет на плечи стотонной глыбой.
Глоток, еще один... Мерное бульканье жидкости в бутылке, собственные глотки звенят в ушах, вкус выпивки уже не ощущается, не изжигает изнутри. Мало. В последние дни ей все чаще бывало мало того, что она пила. В супермаркете за углом, куда она наведывалась уже несколько раз, на нее перестали обращать внимания. Плевать. Какое ей дело до того, кто что думает? Она даже собственный телефон отключила, и теперь несчастный кусок пластмассы валялся где-то на комоде в коридоре. А зачем? Можно подумать ее кто-то будет искать? Джерр вытерла рот ладонью, запрокинув голову на спинку дивана. Трещины на потолке пришли в движение, блондинка прикрыла глаза, крепче сжав горлышко бутылки пальцами. Под закрытыми веками проплывают непрошенные призраки прошлого: она, Патрик, мама, и снова Рик… Больно, в сердце, до слез. Оно больше не бьется, рассыпалось в тысячу мелких осколков, упав на самое дно ее души, но больше переливается там в лучах ее внутреннего свечения - перегорело. Она сидела на диване, подобрав под себя голые ноги, в окружении тех нескольких фотографий, что всегда возила с собой в одной из книг Карнеги, и почти до дна допитой бутылки виски. В большой комнате с приглушенным светом одного-единственного торшера все так же гнетущей паузой повисла тишина. Звонкая, почти что оглушающая, она виртуозно играла на нервах и вырывала из памяти куски прошлой жизни. Безжизненный взгляд вдоль по стене, до упора в окно. За толстыми стеклами окон все так же бурлила всеми красками вечерняя жизнь. Жизнь была везде, кроме самой Джерри.
Поддвевает пальцами ближнюю к ней черно-белую фотографию - им с Патриком тут чуть больше десяти. Приглушенный всхлип, едва приглушенный прижатой к губам рукой. Ничего не исправить…
- Прости меня, - собственный голос звучит незнакомо, едва различимые слова, но такие громкие мысли – они говорят все сами, но их не слышно. – Братик мой, если я только могла… - дрожащими пальцами водит по лицам на фото: детские мордашки, беззаветные улыбки. Так давно и больше не повторится… - я должна была тебя забрать, увезти из этого места, тогда бы все было иначе, - пытается убедить себя, что могла что-то изменить, но понимает, что даже не пыталась. Глаза застилают слезы, на губах горький привкус выпивки, пустая бутылка отлетает в угол. Тяжесть в районе сердце и нарастающая пустота – давит, разрывает изнутри. За эти несколько прошедших дней Джерри поняла, почему ее мать, Малена, искала утешение в объятиях и гостеприимстве алкоголя. В стакане таяли все проблемы, растворялись тревоги, и не было ни жалости, не воспоминаний, ни боли, ни сожаления, там не ощущалось ничего, но этого «ничего» пропадало с последней каплей, с финальной минутой алкогольного дурмана. – Если бы я могла, - Джерри подавилась словами, прерванными собственным всхлипом, - если бы я… я бы все сделала не так..- В руках, кроме фотографии ничего нет, нечем залить свое просыпающееся горе, заглушить неспящую вину. Пошатываясь идет к бумажному пакету в углу, перебирая в нем остатки своей вчерашней вылазки в маркет за углом. И снова слезы, в глазах щиплет от размазанной по лицу косметики. Джерри поворачивается на месте, упираясь лбом в косяк, детская фотография летит на пол. К черту все! Попытка нормально вздохнуть, секундная пауза и неуверенные шаги в сторону ванной, зачем-то по пути хватая мобильник с комода.
***
Джерр со странным чувством отвращение и жалости рассматривала свое отражение в зеркале, все плыло: ни ясности, ни четкости предметов. В одной руке девушка держала недавно открытую бутылку виски, пальцы другой сжимала в кулак и с силой разжимала… Пара жадных глотков прямо из горла, потерянный взгляд на этикетку… Мгновение, короткий вздох и воздух со свистом выдавлен из легких, полупустая бутылка полетела в зеркало, в ее собственное отражение, в нее саму. И теперь десятки осколков валялись на кафельной плитке у босых ног Форд: большие, маленькие, но все - острые. Блондинка села на край ванны, вперив взгляд на пол. Ей не было страшно, горько, одиноко. В тот момент, когда она нагнувшись подобрала (хотя и не с первой попытки) самый острый и длинный осколок, Джерри все для себя решила.
Взгляд падает на мобильник, брошенный на стопку полотенец поверх корзины для белья – его дисплей уже не неделю как погас, Форд специально оборвала все контакты с реальностью, уходя в себя, поддавшись печали и жалости к собственной персоне. Но нужно только было попрощаться. Так же принято, кажется, так нужно вроде бы. Непослушными пальцами нажимает клавишу, дожидаясь, пока айфон приветливо замигает в ответ. За неделю пока телефон валялся без дела, она успела поднакопить целую уйму не отвеченных звонков. Множество… И лишь единственный сухой смешок сорвался с ее губ, читая вереницу смс-сообщений. Блондинка отложила телефон на край ванны и несколько минут пристально рассматривала свое запястье: тонкая кожа и синие прожилки вен, если чуть нажать будет слышен пульс…
Тук-тук-тук, пауза и снова неровный перебой такта.
Нажимает сильней и чувствует биение сердца в собственных руках. Едва касаясь стеклом ведет вдоль локтя, спускаясь к запястью. Взгляд скользя следит за движениями. На губах застыла блаженная улыбка. Всего секунда и все… конец! Тихо, никто не мешает... Джерри отчетливо слышит свое дыхание и сердцебиение на самых кончиках пальцев.
Мелодия из динамика мобильника заставляет вздрогнуть, не смотря на дисплей девушка уже знает, кто звонит. Не буду брать - перезвоню потом… Рука останавливает свой ход, и осколок замирает посредине предплечья, вместе с мелодией. Тихонько вдыхает в секунду тишины. И снова вздрагивает от второго звонка. Стекло впивается в плоть, по руке течет первая струйка крови. Поворачивая голову в сторону телефона, Форд смотрит на дисплей, буквы сложились в знакомое имя. Но перед глазами поверх его имени становится еле различимо еще одно, а потом и собственное отражение, и фиолетовые пятна на руках, плечах, спине. И пальцы обрели решимость, резко и быстро разорвав тонкую плоть. Как зачарованная смотрит на стекающие на пол багровые ручейки, их всего три: как мама, Рик и она сама. Улыбаясь выворачивает руку так, чтоб красные капли были продолжениями ногтей, падая на пол хаотичными брызгами. И на это раз сама набирает Романо. Влажные пальцы непослушно проскальзывают по дисплею, пока левая рука орошает усыпанную зеркалом плитку пола. Голос звучит тихо, Джерри знает, что Ксандр будет в бешенстве, но сейчас все равно… она уже все решила.
- Привет, - переключает на громкую связь – так удобней, - а я звоню попрощаться… Да… Слышишь меня, Романо? Я говорю тебе «прощай»!
